Любопытным с психологической точки зрения феноменом представляется мне мать Славика, Валентина Афанасьевна. Когда я только начинал заниматься этим культом, я посмотрел несколько фильмов (например, «Русский Ангел»), в которых она рассказывает о Славике. В то время я знал об этом культе так мало, что вынес уверенное суждение – у нее «комплекс Богородицы», комплекс не в том смысле слова, что это нечто страшное и от этого надо немедленно избавляться, а в смысле того, кем она ощущает своего сына по отношению к себе. Сейчас я уже ни в чем не уверен, но решил поделиться этой интереснейшей проблемой, изложив ее самым профанным языком.
читать дальше
С одной стороны, он ее сын (неожиданно, правда?). Некоторое время, дольше которого Славик не прожил, сын воспринимается матерью как «свое», как часть ее тела, коей он некогда был. Большая часть души (или психэ) человека находится вне его тела – это проявляется, например, в виде чувства собственности, об этом писал еще Юнг. Впрочем, у женщин процент души вне тела намного выше, чем у мужчин, частью ее тела является даже сумочка, как говорила Фаина Раневская; частью тела женщины является и ее муж (или просто ее мужчина). Отстранение сына от матери происходит позже 10 лет, которые прожил Славик – следовательно, он был «ее» в полном смысле слова.
С другой стороны, с некоторого возраста (постфактум сложно сказать, с какого) она начала воспринимать его и как «иное». В рассказах о чудесном рождении, которые я уже пересказывал, он еще ее, но он доверен ей (возможно, Богородицей), по определенным причинам. Однако однажды ей пришлось задать вопрос, который Богородица так и не задала: «Почему я, почему я – его мать?». К тому моменту, как он был задан, он был задан уже абсолютно «иному» - Славику. И она получила ответ – из-за того, что в твоем роде было много святых людей (родом она, по ее словам, из поморских старообрядцев, версию про дом Романовых пока отложим). Как ему не быть «иным», если он читал ее мысли, снисходительно относился к ее грехам, и рассказывал, рассказывал, рассказывал? Неизвестно, когда она начала безоговорочно верить его словам, даже не понимая, что они значат – например, словам о птицах, которые творят время, или о том, что истинный цвет неба – тот, которым горит нефть у Саддама Хусейна. Он знал неземной язык, видел и слышал, как поют и танцуют на небе. Он и сам говорил, что он не ее – он очень древний, он жил и раньше. В эту жизнь он пришел с помощью «святой Троицы и ее друзей», которые дали ему немного своей силы, а его прыжком через бездну не-рождения руководил некто в монашеской одежде; теперь он родился, чтобы умереть отроком. Если бы он не умер, он был бы врачом, а потом монахом. Но он должен был умереть.
А еще он упрямо носил волосы до плеч, чтобы походить на Иисуса.
Я тоже почувствовал, что ветер дует именно оттуда. Возможно, оттуда же дует ветер тех, кто почитает его как «искупителя» - действительно, как и Иисус, как и Николай II (по версии почитателей царей) он знал о своем предназначении и не бежал от него, хотя имел такую возможность, иначе никакого гипотетического будущего «врач-монах» и быть бы не могло. И матери его пришлось решить тот же вопрос, который, вероятно, некогда решила и Мария – «ты мой сын или Бог, то есть мертв или жив?».
Сейчас почитатели Славика наперебой рассказывают истории о том, как он им помогает, как он присутствует на своей могилке, что он все еще на земле, что он, как и любой святой, мертв, но не вполне. Отрок может принять того, кто пришел к нему, а может и отвергнуть. Его почитание как святого стимулировала его мать – неважно, в каком лике святости (а может, поэтому с этим ликом так сложно точно определиться) – и она, на мой взгляд, доказала, что для нее сын жив, несмотря на то, что свою деятельность, как сказано в книге «Богом данный», она организовала ради памяти ее сына.
Есть дивные строки Бродского, в некоторой степени натолкнувшие меня на эти размышления:
Мать говорит Христу:
- Ты мой сын или мой
Бог? Ты прибит к кресту.
Как я пойду домой?
Как ступлю на порог,
не поняв, не решив:
ты мой сын или Бог?
То есть, мертв или жив?
Он говорит в ответ:
- Мертвый или живой,
разницы, жено, нет.
Сын или Бог, я твой.
Мне кажется, что для Валентины Афанасьевны Славик – Бог, хотя бы в смысле архетипа. Это решение она приняла окончательно после его смерти.
Если отстраниться от частностей, мне кажется, что этот архетип прекрасен.
Как вы думаете?